https://www.facebook.com/Devushki80x/?__tn__=kCH-R&eid=ARAJwMblP2hAjrfxSReo5_1PmoWM--VMYbL1XrdmipVeFwxtJAj764YGKs22jCAXvotn-23pXaq-ntui&hc_ref=ARTwRgfqgl4XKiVnUNwlOJEPvpGAmEBXyih0NcCdvHiUZ241P_1eNOoeLZoVpAjoxB0&fref=nf&__xts__[0]=68.ARD23ykeMo5KwP_LXw9JKlFVwR-wsCsWjgW_WZHahnmXBugOKxdiYtOJpVK2N_tH2XOBk6ktzODLrxXXWtAdiKDv1yteD-PRm83KqAYx0eGsDi4dbIL2sXonotsSitPj1SdchSEv5SJAWRdEL5cA35SiaC7tmBIf_kycvmnIDjb8fi0Ca8qYlw
Публикуем чудесный, и смешной, и грустный рассказ (с картинками!) Евгения Двоскина, художника и девушка 80-х:
"Когда-то давно я написала и нарисовала книжку об уличной моде. Оказалось, что о тогдашней моде - об одежде, обуви, аксессуарах, обо всем, что с модой связано, есть что сказать у каждой. И что вспомнить: платье на важное свидание, первый в жизни набор косметики, туфли для бала... Некоторые рассказы я по свежим следам записала.
Смоктуновский и Самострок
Алла, 55 лет
— Я шила, шитьем на первые “Жигули” заработала. Меня весь отдел ненавидел: простой доцент, муж кандидат и туда же — машина. А на какие шиши? Но я никому ничего не рассказывала. Очень надо. А они, когда я в декретный отпуск ушла, мою фамилию из общего списка вычеркнули. А ведь там моей работы столько было, на кандидатскую хватило бы... Ну и ладно.
Я шила джинсовые юбки и сарафаны. Польская джинсовая ткань была. По рубль восемьдесят. Я знала места и много ее накупила. Хорошая ткань. Как настоящая. А тут как раз олимпиада. Вот Вы, девушка молодая, Вы наверное не помните, как к Олимпиаде готовились. Они перед началом должны были выпускать все товары с символикой, продавать их и зарабатывать... Но это же наши. Они наклеивали какие-то пластиковые штучки — некрасивые и отваливались сразу. И очень дешево выглядело. Не фирменно.
А я как-то в “Ванде” — был такой магазин, галстук увидела. На нем как узор: “олимпиада -80, олимпиада-80”и вся символика и все, что нужно. Я купила и резала потом на кусочки и нашивала на свою джинсу почти целый год. Тканое же, настоящее. У меня в комиссионках сразу наценку тридцать процентов сверху делали. Безо всяких разговоров. А они там опытные были. Такой глаз. Как приносишь вещь, они сразу оп, и выворачивают — швы смотреть. Швы самое главное. Оверлока же ни у кого не было, а простой зигзаг сразу виден.
Но я хитрая была, я придумала... Я нижнюю нитку ослабляла совсем, петля такая получалась, обметка — не отличишь. Машинка только разбалтывалась очень.
Шила и шила. Сафари шила. Крой, все остальное сама придумывала. Какие журналы, откуда — ничего же не было. А я ночами строчила — днем на работе. Уставала очень. Один раз палец себе прострочила, прямо насквозь. Но это ничего, а муж кроить помогал и вообще поддерживал.
Из белья мужского, из двух комплектов кофточку себе как-то сделала. Там же пройма, вырез — все готовое. Покрасила в грязно-брусничный цвет. Хороший такой цвет, красивый. Краска у меня оставалась, после того, как я дубленку красила и много чего еще. А на рукава и горловину пришила шитье. Все в тон, нарядно и красиво до невозможности. Парадная вещь у меня была. Я в ней на “Бони-М” ходила и вообще всюду.
Я на все концерты, на все спектакли пробиралась. Билеты подделывала. И крутым яйцом и по-всякому. В Большом театре постоянно бывала. Главное было один раз достать дорогой билет в бенуар, в ложу, а там уж никто не смотрит, не проверяет. У меня пачка старых билетов была: на фестивали, в театры, на разные другие представления. Подбираешь по цвету и идешь себе нагло мимо контролеров. Или проводит кто.
Меня один раз Смоктуновский провел. Вернее не провел. У него уже две дамы было, и мы все через узкий проход протискиваемся — “Историю лошади” привезли, не посмотреть — просто смерть для меня, очень хотелось. А его тетка на входе спрашивает : “а эта тоже с вами?”. И он так посмотрел на меня, и так сыграл, что и жалко ему и поделать ничего не может, ну не разорваться же. А я у тетки потом спрашиваю: “а другие входы еще есть?” А она мне — ” для вас достаточно одного выхода“. Но я все равно как-то прошла. В антракте Смоктуновского увидела. Он прохаживается, и я тоже. Та-а-к на меня посмотрел. Запомнил. Я тогда в своей кофточке была.
Еще марлевку из Чехословакии привезла. Всем друзьям шила. Очень модно тогда было. Там, в Чехословакии со мной чудо произошло. Я же на все свои вещи лейблы нашивала. Самое главное было лейбл найти. Навострилась даже на машинке печатать и кусочком таким пришивать. Смотрела везде, как правильно пишется, чтобы не ошибиться И спарывала отовсюду фирменное. Тоже пришивала. А тут идем по улочке какой-то на холме, а мне ветром прямо под ноги раз, и ленту такую скрученную приносит. Смотрю, мамочки мои, а она вся из фирменных логотипов состоит. И не грязная, почти не помятая — упаковку большую наверное перевязывали. Вот чудо-то, вот везение! Я отгладила ее, отмыла и еще сто лет потом по куску использовала.
И дубленки шила. Очень хорошо шли. С мехом горной козы особенно. Кудрявые такие.
В “Москве” на Ленинском пальто алжирские покупала. Они такие ужасные были, а кожа хорошая, мягкая. Из нее много чего получалось. Красила потом. Мне краску из Германии привозили. В таблетках. Очень удобно.
Я вообще все красила. Молодым теперь не объяснишь, почему обувь перекрашивать надо было. А я босоножки достала, чудесные такие, но цвета совершенно неправильного. Что с ними делать? Пришлось красить белым. Зато потом долго у меня жили.
Ткала еще. В “Детском мире” станочек такой специальный ткацкий купила. Немецкий или польский, не помню точно. Тот, что для развития маленьких девочек. Рамка сантиметров двадцать, большое полотно сделать невозможно. А я вывернулась. Я полоски такие ткала, двух цветов, и сшивала их в шахматном порядке. Главное было — все очень точно рассчитать. До последнего сантиметрика. Ох, и намучилась я. Ночь сидела целую, да не одну. Все чертила, все считала и выверяла. Зато юбка получилась, просто заглядение: апельсиновое с зеленым. И ни у кого вокруг такой нет.
Конечно все спрашивали, где достала, кто привез. Но я на такие вопросы старалась не отвечать прямо, а так неопределенно плечами пожимать, мекать, бекать и глаза закатывать. Мол есть места, но где и какие, точно сказать не могу. Мало ли, как дальше дело повернется, то ли клиента приобретешь, то ли настучат. И вообще, пусть лучше завидуют.
Я много зарабатывала. Машину купили, мебель кожаную. Хорошо было. Теперь-то я ничего не шью. Давно уже. Сижу у себя на Рублевке, никуда не вылезаю. Я теперь акварели пишу: цветы и ветки в вазах. Альбом и календарь с ними издала за свой счет. Дочь сама верстала. А на восьмое марта она сделала мне в подарок визитки, где так и написано — “художник”. И телефоны. Может, кто и купит... "